До встречи в Нифльхейме

На дне мешочка остаётся одна-единственная золотая крылатка. Одним движением когтя вылущиваю из неё орешек, легонько его прикусываю, затем изо всех сил сжимаю зубы, одновременно сдвигая челюсти в сторону, — и очередное каменное ядрышко падает на землю. Люди рукоплещут и всячески выражают своё восхищение с той стороны невидимого барьера. Как всегда. Да и пускай. Мне нравится.

Поднимаю ядрышко. Гладкая поверхность приятно холодит кожу. Съесть или пускай его? Желудок возмущённо бурчит и недвусмысленно высказывается насчёт «съесть», но я не спешу. Зажав ядрышко коготками, смотрю сквозь него на солнце. В зелёном камне плавают крохотные искорки и блики, постепенно складываясь в картину красивого города — не хуже, чем этот, за барьером. На высоких башнях сверкают камни, такие же гладкие и зелёные, как ядрышко, только огромные и умело гранёные. У ворот стоит воин с длинной бородой, заплетённой в косички, к нему приближаются диковинные путники: жёлтое косматое чудовище, мешок в шляпе и шагающие доспехи с топором. Сзади семенит девочка с маленьким пёсиком. Высоко над ними пролетает стая летучих тварей, подозрительно похожих на низших служителей из Нифльхейма… Нет, не съем. Стрескать такой мир — это совсем бесчувственной куницей надо быть. Мама Рататоск опять будет ворчать, что я плохо питаюсь, — но, к счастью, недолго, она у меня добрая. Ещё ясеневых крылаток принесёт. Бросаю камешек в траву и краем глаза слежу за ним. Через некоторое время к нему подбирается тень из соседнего мира, обволакивает ядрышко дымчатой рукой и тащит куда-то прочь. Я ей не мешаю, мне интересно. К тому же мама говорила, что эти тени полезные, они из орешков Иггдрасиля выращивают новые миры. А им в этом помогают… помогают… тьфу ты, забыла, кто помогает. Тоскующие с конями? Или Токующие в сенях? Или всё-таки Танцующие?.. Бородатый тип, похожий на Тора, уже битый час пытается с той стороны процарапать барьер ногтем, затем, потеряв всякое терпение, стучит по нему кулаком. Ха. Дядя, лучше лбом — быстрее дойдёт, что ты дурак. Забарьерный правитель, большой хитрец, в своё время понял, что не может проникнуть через барьер, но свою выгоду всё же извлёк: обставил всё так, словно я нахожусь у него в особом теремке за прочным стеклом. А для пущей убедительности приставил к теремку охрану. Ту самую, которая сейчас проснулась от шума и с позором изгоняет глупого Тора. А мне что, мне не жалко. Пусть люди думают что хотят. Льдисто-огненный листок Иггдрасиля, застрявший в складках мешочка, и вправду похож на перо какой-то неведомой птицы. Мой приятель, горбатый сынок Слейпнира, однажды ради смеха пообещал молодому викингу, что поможет ему эту птицу добыть, чтобы парень смог взять в жёны дочь вождя, а потом полдня с ним по всем небесам носился, пока юноша сознания не потерял. Правда, паренёк оказался ушлым: такого понарассказывал соплеменникам о своих приключениях, что вождь сам отдал ему дочь и пол-драккара в придачу. А кушать всё равно хочется. Спрыгиваю со столика и спешу в свою кладовую, где в углу справа стоит дежурное ведёрко желудей с Мирового дуба. Из них всё равно такие дубовые миры получаются, что лучше не надо. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Утолив первый голод, запрыгиваю на столик и снимаю с сучка связку грибов. Куда сегодня отправиться? Мухомор пропускаю, в Муспелльхейм как-то неохота. Тёмная волоконница — Свартальфхейм. Пожалуй, тоже не совсем то. Нет, лучше всё-таки настойка. Как-то привычнее. Вешаю связку обратно, достаю из-под стола большую бутыль, делаю ровно семь глотков и закрываю глаза. Кстати, пока мысли ещё ясные, хочу сказать вам одну вещь. Знаете, люди, вы бы завязывали с нашими транспортными стимулянтами. Мы — сущности другого порядка, нам от них вреда нет. А вот если вы после возлияния встретитесь со мной в Нифльхейме… Лучше не надо.