За гранью градуса таланта

Многие помнят произведение Шолохова «Судьба человека», но особенно удачно получилась его экранизация. Эпизод, где главный герой пил водку, Шолохов описывал с особым упоением. Оно и понятно, ведь писатель и сам мог проделать тот же номер. Трезвых дней в жизни Шолохова было немного. Биографы писателя утверждают, будь то встреча со Сталиным в Кремле или получение Нобелевской премии – никакая важность момента не могла заставить его «просохнуть».

Знаменитым Шолохова сделал роман «Тихий Дон». Все четыре тома вышли в свет при Сталине. И это была сделка с дьяволом. Сталину не понравилось, что в конце романа Мелихов не становится «красным». И чтобы искупить вину, Шолохов берется написать фальшивый пропагандистский опус «Поднятая целина». Писал он его на Родине, но каждый визит в Москву, каждая встреча с Горьким и другими посредниками в переговорах с властью кончалась для писателя страшным запоем: у писателя такого уровня как Шолохов были угрызения совести, которые он «заливал» алкоголем.

Сразу после смерти Ленина Сталин отменил «сухой закон». И прилавки магазинов заполнились «рыковкой» — дешевой тридцатиградусной водкой. Вождь народов считал, что это – лучший способ пополнить пустую государственную казну. Кроме этого, водка сыграла важную роль в управлении государством: народ сразу как-то успокоился.

Количество алкоголиков за десять лет после отмены «сухого закона» выросло в два раза, но власти будто не замечали этого. Все наркологические диспансеры страны были закрыты.

Когда Сталин узнал, что Шолохов спивается, он дал распоряжение: во что бы то ни стало превратить его в трезвенника. Было даже решение ЦК КПСС о принудительном лечении писателя. Его изолировали и лечили по системе «три С»: санитарами, чтобы могли скрутить, снотворным, чтобы не был буйным, и сердечными препаратами — для поддержания сердечно-сосудистой системы. Другого лечения в те годы просто не было. Врачи следили, чтобы писатель не отклонялся от трезвого образа жизни, но Шолохов умудрялся добыть из соседней деревни спиртное. Одним словом, лечение не помогло.

Стены ресторана Центрального Дома Литераторов насмотрелись очень многого. Писателей отсюда выносили под руки. Они били посуду, дрались, потом неделями не выходили из дома… Дошло до того, что руководство Союза писателей решило начать борьбу с пьянством. На какое-то время в стенах ЦДЛ была запрещена продажа водки.

Людей искусства, в отличие от простых работяг, чаще мучают комплексы, забыть о которых помогает только ударная доза спиртного. И самым большим из них в то время был страх перед властью: страх, что придется сделать то, что пойдет вразрез с совестью. С таким комплексом прожил всю свою жизнь великий Шостакович, который, хоть и не был алкоголиком, но вполне мог перехватить в подъезде граммов двести без закуски с бездомными алкашами, которых видел в первый раз. Водка для композитора была антидепрессантом: она давала возможность отключиться, поспать несколько часов.

В России водка всегда была главным коммуникатором: выпили, поцеловались и стали друзьями на «ты». Каждый, кто мало-мальски знаком с историей нашей страны, знает, что водка и в то время была главным товаром в торговле по всей Руси. В смутное время пьянство в стране повысилось буквально до гомерических размеров. Власть, поначалу смотревшая сначала сквозь пальцы на систематическое спаивание своего народа, встрепенулась и уже с конца шестнадцатого века начали издаваться антиалкогольные указы, ограничивающие потребление водки, вина и даже меда.

Но, как и сегодня, указы так и оставались указами. Трактир по-прежнему являлся излюбленным местом, где народ пил и гулял. И даже в девятнадцатом веке для многих москвичей трактир действительно был «первой вещью», заменяющей биржу для коммерсантов, которые заключали за рюмкой тысячные сделки, столовую для одиноких, место деловых свиданий для одиноких, вообще, разгул для всех – начиная от миллионера и до босяка.

Старейших трактиров в Москве еще в позапрошлом столетии было три: это «Саратов», а также трактиры Гурина и Егорова. Последний вскоре было выкуплен и переименован в «Большой Патрикеевский трактир». Сюда, помимо московского купечества и барства, специально приезжали даже великие князья. В левой зале за крайним столиком с четырех часов сидел миллионер Иван Чижов, бритый толстенный старик огромного роста, который почти всегда ел и пил один, а между блюдами дремал.

Чижов пил невероятно огромное количество вина и, по воспоминаниям Гиляровского, особенно любил холодную белугу, осетрину с хреном, икру, раковый суп и жареного поросенка. Иногда он позволял себе и вообще излишества — байдаковский пирог с начинкой в двенадцать ярусов: начиная от налимьей печенки и кончая костными мозгами в черном масле.

После революции эти кулинарные изыски постепенно из трактиров и кабаков исчезли, но водка, гурьевская каша и вино по-прежнему остались. Изменилось не только меню, но и посещающий контингент. А уже после войны в питейные заведения — шалманы, где подавали водку, пиво и очень нехитрую закуску — стали захаживать бывшие фронтовики.

В семидесятые в стране получила популярность экзотика типа разливных автоматов. Счастье алкашей – сто грамм портвейна — в них стоило двадцать две копейки. На пять жетонов можно налить целую пивную кружку. Старожилы рассказывают, как однажды в одном из автоматов что-то испортилось, и портвейн полился на пол. Люди нервно подставляли свои шапки, чтобы не дать пропасть дармовому портвейну. Надо сказать, что эти автоматы продержались недолго.

Жители Ленинграда, те, кто любил коньяк и шампанское, ходили в «США», так народ сокращенно называл заведения «Советского шампанского». В одном из таких «США», расположенном на углу Невского и Садовой, часто можно было встретить и популярного актера Сергея Филиппова. Многие с гордостью говорили, что недавно там пил с Филипповым.

В 1972-м году было опубликовано Постановление номер 361, ужесточающее меры по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Тогда же родился всесоюзный лозунг: «Пьянству – бой».

Пьющие рабочие срывали план, угрожали обороноспособности страны. Поэтому по всему Советскому Союзу начали открываться наркологические кабинеты. Наркологов вводили в штат всех заводских поликлиник. Страну окутала сеть ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий). Правда, представители богемы в них попадали очень редко.

Наркологов в те годы было мало, а хороших – и вовсе единицы. Страшное испытание – абстиненцию – люди переживали с валерьянкой и снотворным: медицина в то время была крайне отсталой. И надо сказать, что излечивались от алкогольной зависимости только единицы.

Конечно, алкоголь никого не делает счастливым, хотя счастье каждый понимает по-своему. Но, наверное, счастлив тот, кто смог найти в себе силы и понять, что он – алкоголик, который стоит на краю жизни. Дважды счастлив тот, кто сумел начать новую жизнь. А трижды счастлив тот, кто стал дальше жить, не оглядываясь на бутылку.

Но счастливы далеко не все…