Как мозг создает зрительный образ Бога

Такие известные люди, как Жанна д’Арк и Достоевский, говорили о том, что у них случаются сверхъестественные видения. Почему? Разгадка может храниться в их мозге

Отрывок из книги Сэма Кина «Рассказ о дуэли нейрохирургов. История человеческого мозга в правдивом повествовании о травмах, безумии и выздоровлении» (The Tale of the Dueling Neurosurgeons: The History of the Human Brain as Revealed by True Stories of Trauma, Madness, and Recovery). На протяжении почти всей известной нам истории люди относили свой разум и, соответственно, душу не к области мозга, а к области сердца. Так, готовя мумию к загробной жизни, древние египетские жрецы удаляли сердце целиком и сохраняли его в обрядовом сосуде. А мозг они, напротив, выдирали через ноздри железными крючками и выбрасывали его на поживу животным, заполняя пустую черепную коробку опилками или смолой. (Вообще-то это нельзя назвать язвительной оценкой умственных способностей древнеегипетских политиков — просто тогда бесполезным считался мозг любого человека.) Большинство древнегреческих мыслителей также считали сердце венцом человеческого организма. Аристотель отмечал, что у сердца есть толстые сосуды, чтобы формировать и передавать послания, а у мозга имеются лишь тонкие и слабые струны. Более того, сердце находится в самом центре организма, как и подобает командующему. А мозг пристроился в изгнании в его верхней части. Сердце формируется у зародыша в первую очередь, и оно работает в такт нашим эмоциям, стуча то быстрее, то медленнее. А мозг — ну, он просто типа сидит в черепе. Следовательно, в сердце должны находиться наши главные способности и дарования. Между тем, у некоторых врачей всегда была несколько иная точка зрения на то, откуда берется наш разум. Просто у них было слишком много пациентов, получивших хороший удар по башке и утративших высшую способность мыслить, чтобы считать все это простым совпадением. Поэтому врачи начали продвигать идею о том, что в центре человеческой природы находится мозг. Несмотря на острые дебаты, шедшие несколько столетий, и особенно о том, есть в мозгу некие специальные отделы или нет, к началу 17-го века большинство ученых мужей возвело мозг на престол и разместило в нем разум. А некоторые отважные ученые занялись даже поисками анатомического Эль-Дорадо, а именно, точного места размещения души в человеческом мозге. Одним таким исследователем был шведский философ Эммануил Сведенборг (Emanuel Swedenborg). Это был один из самых странных типов, забредших на сцену истории. Семья Сведенборга в конце 1600-х сделала состояние в горном деле; и хотя мальчика воспитывали в набожной среде (отец писал хвалебные гимны хлебу насущному, а позднее стал епископом), он посвятил свою жизнь физике, астрономии и геологии. Он стал первым, кто предположил, что солнечная система образовалась тогда, когда гигантское облако космической пыли свернулось и подверглось сжатию. Подобно Леонардо да Винчи, он рисовал в своем дневнике чертежи и эскизы самолетов, подводных лодок и пулеметов. Современники называли Сведенборга «шведским Аристотелем». В 1730-х годах, когда ему исполнилось сорок, Сведенборг занялся анатомией нервной системы. Но вместо того, чтобы препарировать мозги, он уютно устроился в кресле и начал штудировать горы книг. Основываясь исключительно на этих исследованиях, Сведенборг предложил несколько поразительно провидческих идей. Он разработал теорию о том, что в мозгу имеются миллионы маленьких независимых элементов, соединенных волокнами. Таким образом, он спрогнозировал учение о нервных клетках. Сведенборг сделал верный вывод о том, что мозолистое тело позволяет левому и правому полушариям обмениваться информацией. Он также определил, что гипофиз выполняет функцию «химической лаборатории». В каждом случае Сведенборг утверждал, что он просто сделал очевидные заключения из исследований других людей. В действительности он совершенно по-новому начал толковать нейробиологию своего времени. И почти все из тех, кого он цитировал, называли его душевнобольным и/или еретиком. История нейробиологии могла бы выглядеть совсем иначе, если бы Сведенборг продолжил свои исследования. Но в 1743 году он начал впадать в мистический транс. В его видениях появлялись лица и ангелы, в его ушах гремели небесные громы. Он даже чувствовал галлюцинаторные запахи и испытывал странные осязательные ощущения. Посреди этих видений он часто падал и начинал содрогаться. А один владелец лондонской гостиницы как-то раз обнаружил Сведенборга с пеной у рта, завернутого в бархатный халат и бормочущего на латыни, что его распяли ради спасения евреев. Сведенборг пришел в себя и начал уверять, что прикоснулся к Богу. Затем он время от времени заявлял, что разговаривал то с Иисусом, то с Аристотелем, то с Авраамом, то с обитателями пяти других планет. (Уран и Нептун к тому времени еще не открыли, а то он бы наверняка познакомился с уранянами и нептунянами.) Иногда его видения давали ответы на научные загадки, например, по поводу того, каким образом съеденные червями тела мертвых восстановятся в день Страшного суда. Были у него и менее величественные видения. Так, время от времени Сведенборг встречался с ангелами и обнаружил, что некоторые из них ненавидят сливочное масло. А в другой раз Господь сыграл с ним злую шутку, превратив волосы у него на голове в выводок змей — как у горгоны Медузы. Конечно, по сравнению с такими видениями у научных занятий о человеческом мозге не было никаких шансов, и начиная с 1744 года Сведенборг посвятил свою жизнь описанию таких откровений. Он умер в 1772 году, и история вынесла неоднозначный вердикт его наследию. Его эклектический «Журнал снов» очаровывал таких людей как Кольридж, Блейк, Гете и Йейтс. А вот Кант пренебрежительно назвал Сведенборга «самым фанатичным фанатиком из всех фанатиков». Многие другие наблюдатели были озадачены не меньше его. Что может превратить одаренного и сдержанного джентльмена в человека, которого проповедник Джон Уэсли (John Wesley) назвал «одним из самых гениальных, ярких и забавных безумцев, приложивших перо к бумаге»? Возможно, эпилепсия. В основе своей эпилепсия — это болезнь нервных клеток, которые сгорают, когда не должны этого делать, и вызывают при этом настоящую бурю электрической активности в мозгу. Нервные клетки могут давать сбои по самым разным причинам. Некоторые неудачные нейроны рождаются с деформированными каналами мембраны и не в состоянии регулировать потоки входящих и исходящих ионов. В другом случае, когда повреждается нервное волокно, нейроны начинают спонтанно давать разряды, подобно старым электрическим проводам. Иногда эти нарушения носят локальный характер, и отказывает лишь одно место в мозгу. Это так называемый частичный эпилептический припадок. В других случаях припадок накоротко замыкает весь головной мозг, и тогда возникает большой или малый эпилептический припадок. Большой эпилептический припадок (сегодня его называют тонико-клонический припадок) начинается с судорожных сокращений мышц, а заканчивается непроизвольными движениями тела и появлением пены изо рта. Именно это приходит нам на ум, когда мы думаем об эпилепсии. Малый эпилептический припадок сопровождается лишь судорогами отдельных мышц, без окоченения всего тела. В этом случае возникает абсанс, или эффект отсутствия, когда больной застывает, а его сознание отключается. (От малых эпилептических припадков страдала жена президента Уильяма Мак-Кинли Ида. Во время официальных обедов Мак-Кинли иногда просто закрывал ей лицо салфеткой, а потом шумел и грозился в течение нескольких минут, чтобы отвлечь внимание. Спровоцировать эпилептический припадок могут самые разные вещи, что весьма странно. Это резкая парфюмерия, мигающий свет, кости маджонга, кубик Рубика, духовые инструменты, черви-паразиты. Хотя припадки вызывают неудобство и смущение, они не всегда отрицательно сказываются на качестве жизни человека. А в редких случаях человек даже выигрывает от этого. Иногда после первых припадков больной внезапно обнаруживает, что он начал гораздо лучше рисовать или ценить и разбираться в поэзии. Кое-кто (пока только женщины — парни, простите) во время припадков испытывает оргазм. Если не считать каких-то специфических провоцирующих моментов, припадки обычно возникают в периоды стресса или психологического смятения. Пожалуй, лучшим тому примером является Федор Достоевский. У биографов разные мнения насчет того, страдал ли Достоевский от припадков в молодости. Однако он сам говорил о том, что эпилепсия у него появилась в Сибири, когда его едва не казнили. Достоевского и некоторых его товарищей из числа радикалов арестовали в апреле 1849 года, обвинив в заговоре с целью свержения царя Николая. В декабре того же года солдаты выволокли их на городскую площадь, где стояли три длинных столба. До того времени Достоевский с товарищами полагал, что они отделаются каторжными работами где-нибудь в каменоломнях. Но вот прибыл священник и расстрельная команда, а тюремщики вручили заключенным саваны, чтобы они переоделись. У Достоевского возникла истерика, особенно когда один его друг показал ему на телегу, заполненную чем-то похожим на гробы. Тем временем, солдаты подвели предводителей заговорщиков к столбам и накрыли им головы белыми колпаками. Расстрельная команда подняла свои ружья. Прошла минута в агонии. Внезапно ружья опустились, когда на коне прискакал гонец с бумагой о помиловании. В действительности сам Николай устроил эту сцену, дабы проучить негодяев. Однако этот стресс выбил Достоевского из колеи. Проведя несколько месяцев на каторге (отделаться так просто царь им не позволил) в суровых погодных условиях, где над ним издевались охранники, Достоевский сорвался, и с ним произошел первый серьезный припадок — с криками, пеной у рта и конвульсиями. Первый припадок понизил порог в мозгу у Достоевского, и с тех пор любой, даже самый мягкий источник стресса, умственный или физический, мог вызвать у него новый приступ. Припадки могли возникнуть из-за потребляемого в большом количестве шампанского, из-за напряженной работы по ночам, или из-за проигрыша в рулетку. Он мог начаться даже от простой беседы. Во время задушевного философского разговора с другом в 1863 году Достоевский начал ходить взад и вперед, размахивая руками и что-то бессвязно рассказывая. Внезапно он пошатнулся. Его лицо исказилось, зрачки расширились, а когда он открыл рот, у него вырвался стон. Мышцы груди непроизвольно сократились, выдавив воздух из легких. Последовавший затем припадок был очень сильный. Похожий случай произошел спустя несколько лет, когда Достоевский упал на диван в гостиной у родственников жены и начал выть. (Тестя с тещей это не впечатлило.) Сны также могли выбить его из колеи, и после таких припадков он обычно мочился в постель. Достоевский сравнивал эти припадки с дьявольским наваждением, и часто описывал агонию и боль от них в своих произведениях. Страдающие эпилепсией персонажи встречаются у него в «Братьях Карамазовых», в «Униженных и оскорбленных» и в «Идиоте». У Достоевского наверняка была височнодолевая эпилепсия. (Височная доля находится у нас за виском и проходит продольно по мозгу, чем-то напоминая наушники для защиты от холода или шума.) Не все эпилептики с такой болезнью бьются в судорогах, выделяя изо рта пену. Однако многие из них испытывают определенную ауру. Аура — это особые предвестники припадка, состоящие из обонятельных, звуковых или зрительных галлюцинаций, и ощущения покалывания. Они указывают на то, что надо ждать худшего. Ауру того или иного рода испытывает большая часть эпилептиков, и большинство из тех, кто страдает от не височнодолевой эпилепсии, находят ее весьма неприятной. Некоторым невезучим эпилептикам чудится запах горелых фекалий, им кажется, будто по их телу ползут муравьи, или что они проходят через ужасающий газ. Но по какой-то причине (возможно из-за того, что близлежащие лимбические структуры чрезвычайно активизируются) больной височнодолевой эпилепсией чувствует себя эмоционально богаче, а иногда ощущает, как заряжается сверхъестественной энергией. Некоторые жертвы даже чувствуют, как их душа соединяется с божеством. (Неудивительно, что врачи в древности называли эпилепсию священной болезнью.) У Достоевского припадку предшествовала редкая «экстатическая аура», когда он ощущал настолько интенсивное блаженство, что ему даже становилось больно. Он сказал как-то своему другу: «Такое счастье немыслимо в обычной жизни ... полная гармония с самим собой и с целым миром». Но потом он чувствовал себя разбитым: измученным, подавленным, преследуемым мыслями о зле и вине (знакомые мотивы из его произведений). Однако Достоевский настаивал на том, что эти неудобства с лихвой окупаются: «За несколько секунд такого блаженства я бы отдал десять и даже больше лет жизни, или даже всю мою жизнь». Височнодолевая эпилепсия аналогичным образом меняет жизнь и у других людей. Похоже, что у каждого человека имеются некие мысленные цепочки, признающие некоторые вещи священными и предрасполагающие нас к тому, что мы чувствуем себя немного одухотворенными. Это просто черта нашего мозга (для атеиста Ричарда Докинза (Richard Dawkins) сделаем исключение). Припадки у больного височнодолевой эпилепсией очень сильно заряжают эти цепочки, и в результате больной становится исключительно религиозным человеком, как будто Господь лично прикоснулся к нему, сделав его свидетелем своего явления. И даже если больной не становится верующим, его личность и черты характера зачастую весьма предсказуемо меняются. Человека начинает чрезвычайно заботить нравственность, и иногда он полностью утрачивает чувство юмора. (У Достоевского остроты и шутки встречаются крайне редко.) Он становится привязчивым и неприятным в разговоре, отказываясь отпустить собеседника, даже если тот явно демонстрирует, что беседа ему наскучила. И по какой-то причине у этих больных появляется непреодолимое стремление писать. Они страницу за страницей исписывают дрянными стихами и афоризмами, а иногда даже начинают переписывать стихи к песням и наклейки на пищевых продуктах. Те, кто побывал в раю, часто в мельчайших подробностях описывают свои видения. Основываясь на этих симптомах, и особенно на стремлении к высокой нравственности и на внезапном духовном пробуждении, современные врачи ставят ретроспективный диагноз некоторым легендарным личностям, называя пережитое ими приступом эпилепсии. Например, неведомый голос, услышанный апостолом Павлом на пути в Дамаск, после чего он временно ослеп. Или путешествия на небеса пророка Мухаммеда. Или видения Жанны д’Арк, ощутившей свое предназначение. Под эту категорию подходит и Сведенборг. Он внезапно обратился в веру, писал как наркоман на амфетамине (в одной из его книг под названием Arcana Coelestia (Небесные тайны или секреты рая) два миллиона слов). А еще он часто начинал содрогаться во время своих видений и падал в беспамятстве на землю. Иногда у него возникало ощущение, будто «ангелы» просовывают его язык между зубов, чтобы он откусил его. Такая опасность часто возникает во время припадков. В то же время, назвать Сведенборга и прочих верующих людей его типа эпилептиками можно с большой натяжкой. В большинстве случаев припадок длится несколько секунд или минут, но не несколько часов, как у некоторых впадающих в транс прорицателей. А поскольку припадок у больного височнодолевой эпилепсией может парализовать гиппокамп, отвечающий за формирование воспоминаний, многие такие эпилептики после приступа не помнят свои видения в деталях. (Даже у Достоевского описания видений были весьма расплывчатыми.) Кроме того, хотя в видениях у Сведенборга смешивались запахи, зрительные галлюцинации и звуки, превращаясь в некий изумительный хмельной кайф, у большинства эпилептиков возникают галлюцинации только одного типа. Что самое неприятное, у большинства эпилептиков аура очень утомительная, она порождает один и тот же лучезарный свет, хор голосов или одни и те же сладостные неземные запахи. Так что, хотя видения у таких людей могут вызываться эпилепсией, и эта идея вполне разумна, важно помнить, что Жанна д’Арк, апостол Павел и прочие выходили за пределы своей эпилепсии. Наверное, сплотить Францию могла только Жанна, и никто другой. И никто кроме Сведенборга не мог себе представить, как ангелы едят масло. Как и любая судорога неврологического характера, височнодолевая эпилепсия не стирает начисто рассудок человека. Она просто переформировывает и переиначивает то, что там уже существует.