Умберто Эко: Джойс и «Мазерати» Ла Руссы

При перелистывании каталогов аукционных домов «Кристис» или «Сотбис» становится ясно, что помимо предметов искусства, старинных книг, автографов и разнообразных реликвий, пользуются большим спросом также памятные вещи, например, туфельки, которые были на знаменитой актрисе на съемках фильма, ручка, принадлежавшая Рейгану и так далее. Есть различие между оригинальным коллекционированием и фетишистской охотой за реликвиями. Коллекционер всегда немного безумец, даже когда он стремится заполучить инкунабулу «Божественной комедии», но его страсть можно понять. Но есть любители, которые собирают пакетики от сахара, пробки от напитка «Кока-Кола» и телефонные карты. Конечно, коллекционирование марок представляется более благородным занятием, чем собирание пробок от пива, но сердцу не прикажешь.

Некоторые всеми силами хотят заполучить туфельки, которые носила знаменитая актриса на съемках определенного фильма. Если человек коллекционирует обувь всех знаменитостей, начиная от Мельеса, его еще можно понять, но что дает обладание единственной парой туфель какого-то известного человека? На страницах газеты Repubblica от 28 марта я нашел интересные новости. Одна из них, размещенная и в других газетах, касается выставленной на аукцион американской компанией Ebay машины Ренци. Я бы еще понял, что кто-то хочет иметь «Мазерати» и пользуется случаем ее приобрести за небольшую цену, хоть и с большим количеством наезженных километров и предстоящими значительными тратами на ремонт. Но какой смысл вступать в соревнование на аукционе и тратить тысячи евро за обладание машиной, купленной на деньги налогоплательщиков Ла Руссой, и платить двойную или тройную цену от ее реальной стоимости, указанной в журнале Quattroruote? Во всем этом ясно виден фетишизм, так как трудно понять удовольствие коллекционера, получившего возможность занять сиденье, уже согретое прежде каким-либо знаменитым персонажем, а еще менее — чувство удовлетворения того, кто за огромные деньги нежится в машине какого-либо простого заместителя министра. Но перейдем теперь к другой теме, которая была затронута в той же газете на двух страницах. На аукцион были выставлены любовные послания, написанные двадцатишестилетним Яном Флемингом, по цене 60 тысяч евро за одно письмо. В них молодой агент, еще не слишком засекреченный, писал: «Хочу целовать твои губы, грудь, спускаясь все ниже». Сейчас многие коллекционируют автографы, часто забавные и едкие. Даже и не коллекционер был бы заинтересован в обладании письмом, в котором Джойс писал Норе: «Я — твой ребенок, я хотел бы, чтобы ты меня шлепнула, ударила даже не в шутку по заду и голому телу». Многие хотели бы иметь письмо Оскара Уайльда, где есть строки, обращенные к его возлюбленому лорду Дугласу: «Чудесно, что твои красные губы, схожие с лепестками роз, созданы не только для пения, но и для безумных поцелуев». У обладателей таких писем было бы что показать гостям, проводя с ними вечерок за обсуждением слабостей великих людей. Но я не вижу смысла в том, чтобы придавать большое значение этим письмам в истории литературы и литературной критики. Разве от того, что мы узнаем, что в возрасте двадцати шести лет Флеминг посылал письма, типичные для разгоряченного подростка, изменит что-либо в нашем восприятии историй Джеймса Бонда или в нашей критической оценке стиля автора? Чтобы понять литературную эротику Джойса, достаточно прочитать «Улисса», особенно — последнюю главу, даже если ее автор прожил целомудренную жизнь. Многие великие писатели создавали сладострастные произведения, а жизнь вели безупречную. Творения других авторов целомудренны, а в жизни они предавались похоти. Разве наше отношение к роману Мандзони «Обрученные» изменилось бы от того, что мы бы узнали, что он любил пошалить в постели, утомляя своим пылом двух жен? Я понимаю, что желание иметь «Мазерати» Ла Руссы отличается от желания обладать документами, доказывающими, что некоторые авторы были физически (или только ментально) очень возбудимы, но это все-таки две формы фетишизма.