Слежка в интернете – все как в книге Оруэлла?

Как, почему и когда правительство ведет наблюдение за своим населением – это один из мучительных «больших» вопросов.  Обычно он прозябает где-то на заднем плане, но сегодня занимает доминирующее положение на страницах газет.

Это относится также и к фурору, произведенному британским законопроектом о коммуникационных данных (критики называют его «Хартией слежки» (Snoopers Charter), а также к материалам, поставляемым Эдвардом Сноуденом (Edward Snowden) относительно деятельности  АНБ и британского Центра правительственной связи (GCHQ). Группы, защищающие гражданские права, и участники проводимых ими акций высказали серьезную и обоснованную озабоченность относительно того, что делается во имя безопасности. Как я уже сказал в другом месте, нам нужны более масштабные, открытые общественные дебаты для определения баланса между безопасностью и свободой в цифровой век. Однако слишком большое количество благоразумных оппонентов склонны называть меры по наблюдению «оруэлловским». Мы все в равной степени заинтересованы в безопасности общества, а также в свободе, и регулярные разговоры относительно нашего наиболее прославленного антиутопического кошмара не особенно способствуют достижению этой цели. Вот уже Крис Хьюн (Chris Huhne) называет законопроект о коммуникационных данных оруэлловским, Пол Бернал (Paul Bernal) считает, что Большой Брат «не просто следит за вами», а Шами Чакрабарти (Shami Chakrabarti) называет все это оруэлловским кошмаром. Некоторые полагают, что современные методы ведения наблюдения вызвали бы большую зависть у Большого Брата. Джамил Джэффер (Jameel Jaffer) из Американского союза гражданских свобод (American Civil Liberties Union) назвал программу АНБ PRISM «выходящей за рамки того, что описал Оруэлл». Не желая отставать, Рик Фолквиндж (Rick Falkvinge), основатель первого Пиратского движения, заявил, что сегодняшнее АНБ «намного выше уровня Штази или книги «1984», но всех превзошел Джон Оливер (John Oliver). Выступая в программе Daily Show, он заявил, что PRISM позволила бы осуществить наблюдение за тем как «Джордж Оруэлл обмочил всю свою кровать». Хочется узнать, перечитывали ли в последнее время эти (весьма вдумчивые, на самом деле) парни Оруэлла. В романе-антиутопии «1984» государственное наблюдение и контроль были полными, абсолютными. Телеэкраны, установленные в каждой комнате в стране, способны были фиксировать любой шум, кроме шепота, и любое движение. В Океании ничего не было запрещено, потому что не было законов. Это означало, что вас могли арестовать за что угодно, и вы даже не знали бы, за что. Даже самое незначительное подозрение относительно наличия антигосударственных  мнений каралось смертной казнью без объяснений, суда и апелляции. За ведение дневника (если повезет) вам могли дать 25 лет принудительных каторжных работ. Уинстон Смит был уверен в том, что даже мысль «Долой Большого Брата!» - независимо от того, записал он ее или нет – привела бы к нему сотрудников полиции мыслей, и после их прихода (а они приходили всегда) он бы исчез без следа: «Люди просто исчезали, и всегда - ночью. Твое имя удалено из списков, все упоминания о том, что ты делал, стерты, факт твоего существования отрицается, и будет забыт. Ты отменен, уничтожен: как принято говорить – распылен». В последние несколько минут я попытался - но не смог -представить себе нечто «намного превосходящее» подобные вещи, если мерить по тоталитарной шкале. АНБ, на мой взгляд, вышло, несомненно, за пределы, и ее (некоторые) механизмы наблюдения представляются довольно сомнительными. Первоначальный вариант законопроекта о коммуникационных данных также был составлен нечетко, и квази-юридическая система контроля над запросами данных полицией была бы лучше, чем межведомственная. Все это вызывает серьезную озабоченность, но Оруэлл здесь ни при чем.

Оруэлловская система безопасности находится за пределами всякой критики, тогда как наши, действующие в рамках закона и обладающие - предположительно неадекватной – системой законодательного контроля, оказываются под все большим давлением с требованием большей открытости, реагирования на юридические и политические вызовы, и часто они неспособны предотвратить утечки (По причине своего абсолютного контроля оруэлловские системы почти совершенны. Наши дают сбой). За три года до выхода книги «1984» Оруэлл опубликовал менее известное, но столь же блестящее эссе под названием «Политика и английский язык». В нем он жаловался на то, как «эвфемизмы, тавтологии и всяческие расплывчатые и туманные выражения» притупляют политический дискурс. С особым презрением он относился к избитым метафорам, которые, по его словам, подвергают анестезии наши мозги и приводят к тому, что «пустословие звучит солидно». Вопрос национальной безопасности и свободы является серьезным предметом, требующим серьезного обсуждения. Если правительства обнаруживают склонность преувеличивать угрозу и потребность в секретности, то оппоненты сразу же начинают использовать язык тоталитаризма. В своем блестящем эссе Оруэлл попросил нас отправить затасканные и ненужные метафоры – «ахиллесовы пяты, испытания на прочность, нагнетания обстановки, красные нити, вящие радости, ничтоже сумняшеся, ощутимые подвижки и прочие словесные отходы в мусорный бак, где им и место». Извини, Джордж: я бы предложил также присоединить к этой куче мусора и твою фамилию.