Райские птицы Сирин, Гамаюн и Алконост

Интерес к культуре Русского Севера (сохранившей в себе вместе c «дораскольными» книгами знания и традиции уже исчезавшей старой Руси, целый пласт древней почти неизвестной современникам культуры) проявился в полной мере уже к началу ХХ в., и известность Николая Клюева, описывавшего этот мир, тому одно из свидетельств – наряду с картинами Васнецова, ранними стихами Блока и рисунками Билибина, в каменном зодчестве.

Чуть позже, после отмены в 1905 г. гонений на старообрядчество «русское искусство переживает удивительную эпоху национального ренессанса, старообрядцы возводят свои новые храмы в стиле старых русских церквей дониконовской эпохи» , в Москве на Рогожском кладбище воздвигают «высокий храм-колокольню, с одним высоким куполом и двумя боковыми, более низкими. Храм-колокольня построен в 1912 – 1913 годах в память распечатания алтарей Рогожского кладбища. Представляя подобие старинных столпообразных храмов, колокольня украшена по фасаду рельефными изображениями сказочных райских птиц, Сирина, Алконоста и Гамаюна. В самом храме живопись выдержана в старом русском стиле».

И среди изображений на фасаде стилизованных под старину церквей, и появившихся тогда народных стихах Клюева, в том числе в уже цитировавшейся «Погорельщине», присутствуют райские птицы Сирин, Гамаюн и Алконост. Последним двум посвятил свою знаменитую картину «Песни радости и печали» (1896 г.) Васнецов.

Райские птицы Сирин и Алконост вдохновили юного Александра Блока на раннее его стихотворение «Сирин и Алконост. Птицы радости и печали», датированное 23 – 25 февраля 1899 г. Сирин и у Васнецова, и у Блока становится символом радости, нездешнего счастья. Вот как описывает эту райскую птицу молодой поэт:

Густых кудрей откинув волны, Закинув голову назад, Бросает Сирин счастья полный, Блаженств нездешних полный взгляд.

Алконост же, напротив, предстаёт символом неизбывной печали, средоточием власти темных сил:

Другая – вся печалью мощной Истощена, изнурена... Тоской вседневной и всенощной Вся грудь высокая полна... Напев звучит глубоким стоном, В груди рыданье залегло, И над её ветвистым троном Нависло чёрное крыло.

Надо сказать, что ни радостный, счастливый Сирин, ни тем более истощённый печалью Алконост не находят соответствий в истории связанных с этими птицами преданий. Греческие сирены-полуптицы, средневековые сирены-русалки или таинственные сирины-полуутки никогда ни с чем радостным не ассоциировались. Наоборот, как мы помним, связаны с ними трагические мотивы гибели слушающих их чарующие песни или встречающих их на своём пути в пустынных местах. Алкиона-алкион-алконост имела, конечно, веский повод для глубочайшей печали, когда погиб её муж Кеик. Но боги сотворили чудо, спасли их, обратив, правда, в птиц, но не оставив своей заботой и в птичьем виде. Не случайно алконост в «Шестодневах», «Физиологах» и «Бестиариях» – символ заботы Бога даже о самом малом творении своём.

На лубках XVII–XVIII вв. птицы Сирин и Алконост изображались обе жизнерадостными, приближёнными к Богу в его райской обители и тоже вряд ли могли рассматриваться как символы радости и печали.

Дуализм и Васнецова, и Блока – это, конечно, уже явления Нового времени, приметы грозовых зарниц истории, озарявших горизонт грядущего страшного XX в. Художник и поэт на рубеже веков сотворили свой новый миф, отражавший новое понимание сути мира человеком уходящего золотого века русской культуры.

Птица Алконост как птица грусти и печали встречается и в творчестве Н.А. Клюева, которому древнерусская мифология вообще была особенно близка. Вот в каком переосмысленном, если можно так выразиться «русифицированном» виде предстает миф об Алконосте у Клюева в поэме «Погорельщина»:

Резчик Олёха – лесное чудо, Глаза – два гуся, надгубье рудо, Повысек птицу с лицом девичьим, Уста закляты потайным кличем. Заполовели и древа щеки, И голос хлябкий, как плеск осоки, Резчик учуял: «Я – Алконост, Из глаз гусиных напьются слёз!»

И здесь Алконост, рождённый под резцом русского Пигмалиона Олёхи, сулит многие печали роду человеческому».

«Интересно отметить, что Гамаюн, такая же райская птица, как Алконост и Сирии, никогда не изображалась на лубке с ними вместе. Она, как вещунья, всегда одинока. Такова она и на картине В.М. Васнецова. А. Блок, потрясённый этой картиной, пишет в феврале 1899 г. небольшое стихотворение «Гамаюн, птица вещая»:

На гладях бесконечных вод, Закатом в пурпур облачённых Она вещает и поёт, Не в силах крыл поднять смятённых... Вещает иго злых татар, Вещает казней ряд кровавых, И трус, и голод, и пожар, Злодеев силу, гибель правых... Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!..

В 1900 г. А. Блок попытался опубликовать это стихотворение, как и второе, посвящённое Алконосту и Сирину, в журнале «Мир Божий». Пробежав стихи, редактор журнала старый либерал В.П. Острогорский сказал: «Как вам не стыдно, молодой человек, заниматься этим, когда в университете бог знает что творится!» – и выпроводил поэта «со свирепым добродушием». Опытный редактор не понял, не разглядел, что перед ним поэт, которому самому суждено было стать вещим Гамаюном, что его устами древняя птица предвещала время неслыханных катастроф и потрясений, «и трус, и голод, и пожар», и «казней ряд кровавых», и «злодеев силу, гибель правых» – всё то, что суждено было испытать России в наступающем XX в.

Так пришедшая из глубины времён иранская хитроумная птичка обратилась на рубеже веков в устах великого поэта в грозную вещунью судьбы огромной страны».

В старинной «Книге, глаголемой Козмография» на карте изображена круглая равнина земли, омываемая со всех сторон рекою-океаном. На восточной стороне означен «остров Макарийский, первый под самым востоком солнца, близ блаженного рая; потому его так нарицают, что залетают в сей остров птицы райские Гамаюн и Феникс и благоухание износят чудное». Когда летит Гамаюн, с востока солнечного исходит смертоносная буря.

Гамаюн все на свете знает о происхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, зверей и птиц. По древнему поверью, крик птицы Гамаюн предвещает счастье.

А.Ремизов. Гамаюн Один охотник выследил на берегу озера диковинную птицу с головой прекрасной девы. Она сидела на ветке и держала в когтях свиток с письменами. На нем значилось: «Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!»

Охотник подкрался поближе и уже натянул было тетиву, как птицедева повернула голову и изрекла:

- Как смеешь ты, жалкий смертный, поднимать оружие на меня, вещую птицу Гамаюн!

Она взглянула охотнику в глаза, и тот сразу уснул. И привиделось ему во сне, будто спас он от разъяренного кабана двух сестер - Правду и Неправду. На вопрос, чего он хочет в награду, охотник отвечал:

- Хочу увидеть весь белый свет. От края и до края.

- Это невозможно, - сказала Правда. - Свет необъятен. В чужих землях тебя рано или поздно убьют или обратят в рабство. Твое желание невыполнимо.

- Это возможно, - возразила ее сестра. - Но для этого ты должен стать моим рабом. И впредь жить неправдой: лгать, обманывать, кривить душой.

Охотник согласился. Прошло много лет. Повидав весь свет, он вернулся в родные края. Но никто его не узнал и не признал: оказывается, все его родное селение провалилось в разверзшуюся землю, а на этом месте появилось глубокое озеро.

Охотник долго ходил по берегу этого озера, скорбя об утратах. И вдруг заметил на ветке тот самый свиток со старинными письменами. На нем значилось: «Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!»

Так оправдалось пророчество вещей птицы Гамаюн.