Как конфиденциальность стала товаром для богатых и власть имущих

Недавно я передала «ключи» от моего лопавшегося от спама электронного почтового ящика в службу, которая обещала превратить его в образец чистоты и эффективности всего за несколько кликов. 

Сайт Unroll.me предлагал метод мгновенной отписки от рассылки нежелательной почты и утверждал, что ему «доверяют миллионы счастливых пользователей». 

Среди них был актёр Джошуа Малина (телесериал «Скандал»), который написал в своём Twitter 2014 году: 

«Ваш почтовый ящик будет петь!» Плюс ко всему, он будет чистым. 

Когда появилась информация о политике конфиденциальности, я, не читая, закрыла текст на малопонятном юридическом жаргоне и нажала на кнопку «Продолжить».

В прошлом месяце неожиданно выяснилось, чего на самом деле стоит эта служба: сервис Unroll.me принадлежит проводящей маркетинговые исследования фирме "SliceIntelligence". По сообщению в "The Times", пока Unroll.me очищает почтовые ящики своих клиентов от спама, "Slice" попутно роется в их мусорных корзинах. Когда её сотрудники обнаруживают цифровые счета от компании "Lyft", предлагающей услуги частных водителей, они продают анонимизированные данные конкурирующей с "Lyft" компании "Uber". 

Внезапно некоторые из доверчивых пользователей Unroll.me перестали чувствовать себя счастливыми. Один пользователь подал на службу в суд. Исполнительный директор Unroll.me Джохо Хедайя в своём блоге написал, что ему «больно видеть, что некоторые из наших пользователей были расстроены, узнав о том, как мы окупаем наш бесплатный сервис». Он подчеркнул важность «заботы о защите личной информации» и обязался «добиваться большего успеха» в этом направлении. Но Перри Чейз, одна из основателей Unroll.me, которая больше не работает в компании, в своём посте высказала сомнения по этому вопросу. «Вы действительно заботитесь об этом? – написала она. – Каким именно образом?» 

Представители онлайн-сервисов ведут с нами игру в «хорошего полицейского» и «злого полицейского», мы проводим наше время в Интернете, балансируя между этими двумя образами мыслей. Чейз права: мы пришли к пониманию, что конфиденциальность является валютой нашей онлайн-жизни и что мы платим битами личной информации за мелкие удобства. Но мы находимся в блаженном неведении относительно того, что это значит. 

Мы не знаем, какие данные покупаются и продаются, потому что, ну… это же «личные данные»! То, что мелькает перед нашими глазами, выглядит безобидно: мы ищем в Google новую пару обуви, и в течение какого-то времени кеды преследуют нас по всему Интернету, появляясь на каждой вкладке. Но наша личная информация может также быть использована для решения вопросов, имеющих большое общественное значение, и такими способами, которые мы едва ли способны себе вообразить.

Истинная ценность нашей личной информации часто становится понятной лишь после того, как мы ею уже расплатились. 

Когда я подписалась на Unroll.me, я не могла предвидеть, что мои письма могут быть документами стратегической важности для властолюбивых компаний, стремящихся к тотальному господству. Ценность приватности часто становится понятной только после того, как мы уже пожертвовали ею. Иногда частное лицо оказывается втянутым в какую-нибудь популярную историю, и тогда оно вдруг узнаёт, как много информации о нём или о ней существует в Интернете. Эта информация просто ждёт своего момента, чтобы выплеснуться через новости – вспомните парня в красном свитере, который во время президентских дебатов задал любопытный вопрос, вскоре после этого в сети появились его порно-комментарии, оставленные на сайте Reddit. Но наши цифровые досье выходят далеко за рамки отдельных частей информации, которой мы добровольно поделились; сейчас они включают в себя такие материалы, которые основаны на анализе нашего поведения, и мы можем только догадываться, что за этим кроется. 

Психолог и исследователь баз данных Михал Косински обнаружил, что даже такое, казалось бы, безобидное занятие, как интерес к различным брендам или посещение страничек знаменитостей на Facebook, может быть использовано для надёжного определения, среди прочего, ваших интеллектуальных способностей, личностных качеств и политических взглядов. После недавних президентских выборов в США компания "Cambridge Analytica" похвасталась, что разработанная ею методика сыграла «важную роль в выявлении сторонников, убеждении неопределившихся граждан и обеспечении явки на выборы избирателей», которые поддержали Дональда Трампа. Нам кажется, что все те крупицы личной информации, которыми мы делимся с «частными» фирмами, на самом деле могут быть объединены и использованы для манипулирования миром. 

Много лет назад, в 2009 году, профессор права Пол Ом предупредил, что рост доминирования «Больших баз данных» может привести к созданию «Базы данных разрухи», если кто-нибудь когда-нибудь сведёт воедино всю компрометирующую информацию об отдельных людях. «При отсутствии вмешательства, – написал он позднее, – в ближайшем будущем компании будут знать о нас то, чего мы даже сами о себе не знаем». Как сказал социолог Зейнеп Тафекси в недавнем интервью: «Люди не думают о том, что если они что-то прямо не раскрыли, то это всё равно можно узнать». Когда кто-то подглядывает за вами из окна, вы знаете, что этот человек может увидеть... Но когда база данных какой-либо фирмы пополняется информацией из ваших почтовых ящиков, мы никогда не узнаем, какая именно информация «утекла». Право на личную жизнь не всегда считалось достоинством. 

Древние греки, например, делали различие между людьми, живущими публичной жизнью ("koinon") и частной жизнью ("idion"). В отличие от «публичных» граждан, участвующих в политической жизни, скромных частных граждан называли "idiotai" – впоследствии это слово превратилась в «идиотов». Нечто подобное верно и для английского слова "privacy" («приватность», «частная жизнь»). Как пишет Ханна Арендт в книге "The Human Condition" («Условия человеческого существования»), слово «приватность» когда-то ассоциировалось с «состоянием, когда человек чего-то лишён, в том числе самых высоких и сильных качеств, которые наблюдаются у отдельных людей». 

В XVII веке слово "privacy" возникло как более политкорректная замена слову "common" («обычный», «заурядный»), которое имело пренебрежительный оттенок. Но всё-таки со временем «приватность» стала пониматься иначе, она стала считаться необходимым условием для развития самостоятельного мышления. В романе Джорджа Оруэлла «1984» пролетарии избавлены от жизни под постоянным наблюдением, в то время как представители высших кругов общества живут под бдительным оком Большого Брата. 

Главный герой романа, Уинстон, начинает подозревать, что настоящая свобода лежит в этих непросматриваемых трущобах: 

«Если есть надежда, то больше ей негде быть: только в пролах», – пишет он в своём тайном дневнике. 

В изданной в 1967 году нашумевшей книге «Приватность и свобода» её автор Алан Уэстин описал четыре функции приватности: личная автономия, эмоциональная свобода, самооценка и близкие отношения. Это современное понимание приватности как блага выросло в ответ на появление технологий, которые стали угрожать самому существованию приватности. В конце XVIII века Четвёртая поправка к Конституции Соединённых Штатов защитила как самих американцев, так и их жилища, введя запрет на произвольные обыски и аресты. 

Сто лет спустя технологические достижения вынудили юристов задуматься и о своего рода психической неприкосновенности частной жизни: в опубликованной в 1890 году статье под названием «Право на неприкосновенность частной жизни» Самуэль Уоррен и Луи Брандес говорят о «недавних изобретениях и методах ведения бизнеса», в том числе и о моментальной фотографии и печатании сплетен; они утверждают, что это является «нарушением священных границ частной и семейной жизни». Они приводят доводы в пользу того, что они называют правом на «отказ от публичности» и «правом на личную жизнь». 

Теперь, когда наша приватность имеет свою цену, каждая из сторон стремится извлечь из этого свою выгоду. Мы можем либо обменять свои личные данные на дешёвые услуги, либо заплатить деньги и защитить свою приватность. Всё чаще приватность рассматривается уже не как право, а как роскошь. Когда Конгресс недавно проголосовал за то, чтобы разрешить поставщикам Интернет-услуг продавать данные о просмотренных страницах без явного согласия пользователя, появились разговоры о создании премиальных продуктов, купив которые люди могли бы защитить свои пользовательские привычки от продажи. А если они не могут себе этого позволить? 

Как недавно сказал один конгрессмен: 

«Никто никого не заставляет пользоваться Интернетом». 

Однако на практике им пользуются все. Технические компании начинают предъявлять права на контроль за общественной жизнью: внезапно их стало интересовать, каких кандидатов мы поддерживаем в Facebook, в каких протестах мы участвуем и какие вопросы задаём в дебатах. Мы расплачиваемся своими личными данными за участие в демократическом процессе. Смартфон – это устройство индивидуального пользования; мы увлечённо смотрим в его яркий свет и гладкое стекло, чтобы получить информацию и пообщаться с другими людьми. 

Кажется, что он создан специально, чтобы позволить нам насладиться приватностью в её современном западном понимании, дать свободу эмоциям и подарить моменты пассивного созерцания. Смартфоны всегда с нами – в постели, за обедом, в туалете. Мы раздражённо прокручиваем всплывающие на его экране сообщения о политике конфиденциальности, чтобы побыстрее добраться до желаемого. Это похоже на интимное общение, но как часто вы прикрываете содержимое вашего экрана от случайно оказавшегося поблизости незнакомца в метро или от лежащего рядом с вами в постели человека и в то же время раскрываете все свои секреты фирме по сбору данных обо всём, что вы делаете? Индустрия видеонаблюдения асимметрична: компании по сбору данных знают о нас почти всё, но мы очень мало знаем о том, что именно они знают. 

Понятие приватности стало не более чем модным словечком, могущественные компании поглотили приватность, чтобы обеспечить контроль над другими и уклониться от ответственности. Мы, рядовые граждане, вынужденно жертвуем частью своей личной информации, но, вместе с тем, мы наблюдаем, как бизнесмены и государственные деятели всё больше возмущаются и требуют, чтобы их оставили в покое. Компании прикрываются «Соглашением о неразглашении» и идут на внесудебные решения конфликтов, чтобы лучше скрыть свою практическую деятельность.

В 2013 году Facebook лишила своих пользователей возможности остаться анонимными, между тем, её главный исполнительный директор Марк Цукерберг выкупил четыре дома возле своей резиденции в Пало Альто, чтобы оградить свою частную жизнь. Пресс-секретарь Белого дома Шон Спайсер, оправдывая тайные встречи президента Трампа в его персональном гольф-клубе, сказал, что президент «имеет право на немного личной жизни»; администрация перекрыла доступ общественности к журналам посетителей Белого дома, ссылаясь на угрозы безопасности и «проблемы частной жизни». 

Когда "The New York Times" сообщила, что президент встречался с ведущим программы "Fox News" Шоном Ханнити, Ханнити с возмущением написал, что его разговор был «приватным». Мы подошли к той точке, когда государственные деятели и общественные учреждения получают такую защиту своего драгоценного права на «частную жизнь», которая недоступна отдельным людям. Список посетителей Белого дома стал более «приватным», чем ваши поисковые запросы в Google. Это различие в отношении к праву на частную жизнь между представителями высших и низших классов является крайне циничным: в современном мире право на конфиденциальность осталось только у тех, у кого есть власть.